Джойс
Хемингуэй
Фицджеральд
Гертруда Стайн
Форд Мэдокс Форд.
Когда мистер Кеннеди рассказывал, в голосе звучала такая тоска. Когда он описывал эту почти мифическую атмосферу, я практически ощущал запах сигарет «Голуаз» и аромат настоящего французского кофе. Но я был юн, поэтому, естественно, спросил:
— А вы там тоже были, мистер Кеннеди?
И он ответил, пряча потухшие глаза:
— Нет, нет… я там не был.
Среди стихов я выделяю «Вопль» Гинсберга. Почему-то никто из тех, кому я об этом говорил, не удивлялся. Наверное, слишком часто слышали, как я вою. Книга поехала со мной в Лондон в кармане пальто. Еще одна книга-путешественница — «Гончая небес». Эта книга коллекционная, в переплете из мягкого сафьяна с золотым тиснением. Когда я сказал Томми Кеннеди, что решил стать полицейским, он жутко расстроился. И на прощание подарил мне книгу Томпсона. Пьяные ночи оставили след в этой книге.
Магазин Чарли Бирна приближался к идеалу Томми. Несколько лет назад я копался в книгах в отделе детективов. Студент держал в руках прекрасное американское издание Уолта Уитмена. Он глядел на цену. Проходивший мимо Чарли сказал:
— Возьми ее.
— У меня денег не хватит.
— А, сочтемся в другой раз.
И протянул ему «Избранное» Роберта Фроста, добавив:
— Тебе это тоже понравится.
Класс.
Винни Браун копался в книгах. Он поднял голову и сказал:
— Ты вернулся.
Они работали командой — Чарли, Винни и Энтони. За то, что я познакомил Энтони с Пеликаносом, он подарил мне полное собрание сочинений Гарри Крюса. Этот американец на удивление вжился в рутину Голуэя. Чего до сих пор не удалось мне.
Винни спросил:
— Как там Лондон?
Я недавно прочел «Лондон: Биография» Питера Акройда. Не желая выпендриваться, я сказал:
— Лондон — настоящий хаос, лабиринт, из которого нет выхода.
Винни задумался, потом сказал:
— Акройд?
Я ничего не знаю о прозорливости. Я не имею в виду мерзкую песню Стинга, только простое совпадение.
В детском отделе бродила женщина. Прикидывала разницу между Барни и «Плюшевым кроликом». Я кивнул ей, и она сказала:
— Мистер Тейлор?
Это «мистер» меня убивает. Я спросил:
— Все путем?
— В воскресенье будет повторение.
— Вот как?
— Я молилась, чтобы мы победили англичан. Вы думаете, это нехорошо?
— Против Керри я сам свечку поставлю.
Она взглянула мне в лицо. Это было не любопытство, а озабоченность. Она сказала:
— Вы бороду отрастили.
— Правильно.
— Вам идет.
Лондон
За шесть месяцев до своей поездки в Азию Томас Мертон записал в журнале:
«Я сознаю, что мне надо расстаться с прошлым — скопищем инерции, ошибок, глупости, гнили и мусора. Испытываю огромную потребность в ясности, в разумности или, скорее, в безрассудстве. Потребность вернуться к настоящему делу, к деяниям в нужном направлении. Потребность разделаться с великими сомнениями. Потребность увидеть свет в конце тоннеля».
Его убьет в середине путешествия подстроенная кем-то катастрофа с электричеством в Бангкоке.
Аура ушедших.
В Лондоне меня тянуло к пропащим. Моя аура непрерывного гниения служила маяком для бродяг, потерявших путь. Алкашей, наркоманов, бывших зеков, неудачников, потерянных ангелов. Идите ко мне все, кто потерял себя, и я найду для вас имя. Я особо возился с двумя людьми. Они находились на самой грани той группы, которую я описал.
Детектив сержант Киган был свиньей. Более того, он этим гордился. Он каким-то боком вел свое происхождение из Ирландии и предпочитал жить и работать в юго-восточном Лондоне, Брикстоне и Пекхэме. Он был громкоголосым и вульгарным, и его вот-вот должны были выгнать из полиции.
Я пил в кабачке на Рейлтон-роуд, страдая от похмелья и желания вмазать по кокаину. Посетители были в основном черные. И несколько белых, завернувших не за тот угол. Пили главным образом черный ром, с кокаином или без. Боб Марли разошелся не на шутку. Парень с дредами предложил продать мне «Ролекс». Я отказался:
— Мне плевать на время.
— Да ладно, мужик, подаришь своей бабе.
— Нет бабы.
Он откинул свои лохмы и запел «Нет бабы, нет слез».
Обожаю эту песню.
Ржание заглушило музыку и всколыхнуло дым. Я взглянул через плечо и увидел толстого мужчину, возвышающегося над группой людей. Его пиджак лежал на полу, брюхо уже разделалось с несколькими пуговицами на рубашке. Лицо красное, потное. Он рассказывал анекдот, сопровождая его непристойными жестами.
Я пробормотал:
— Красномордый.
Может, получилось громче, чем я собирался, потому что парень в дредах услышал и сказал:
— Ты не связывайся с этим мужиком, слышь?
Я уже выпил ту рюмку рома, которая лишила меня осторожности, поэтому спросил:
— Это почему?
— Так это Киган. От него одни пакости.
— По мне он жирная сволочь.
Парень с дредами взглянул мне в глаза и сказал:
— Не иначе как ты ирландец, мужик. — И поспешно ретировался.
Я жестом заказал еще выпивку. На мой вкус она была слишком сладкой, но проскальзывала в организм с легкостью складного вранья. Я снова взглянул на Кигана. Теперь он пел «Живу по соседству с Алисой». Я точно расслышал в тексте слово «минет», что можно считать достижением, хотя и бессмысленным. Я решил, что он одно из двух — со связями или полицейский. Не то чтобы одно исключало другое.