— Тебя можно поздравить.
— По поводу отсутствия печенья?
Он покачал головой:
— С этим лебединым делом. Все в городе только о тебе и говорят.
— Повезло, и только.
— А другое дело, касательно тинкеров, ты им еще занимаешься?
— Нет, я ничего не узнал. Пара ребят меня недавно побили, сказали, что по твоему указанию.
— А, Джек, это новички, они иногда слишком сильно стараются.
— Тогда зачем ты пришел?
— Просто навестить. Мы ведь так давно знаем друг друга.
— И не знаем ничего хорошего.
Он встал, не притронувшись к чаю.
— Еще одно.
— Да?
— Насчет Билла Касселла, местного бандюгана. Тебе лучше держаться от него подальше.
— Это предупреждение?
— Джек, ты становишься параноиком. Я только даю тебе дружеский совет.
Как только он вышел из двери, подъехала машина, вылез полицейский и открыл заднюю дверь. Я заметил:
— Впечатляет.
— Звание дает свои привилегии.
Я взглянул на него и сказал:
— Оно и видно: ты теперь человек с большим весом.
Я снова перечитывал Дерека Раймонда и отметил такой абзац:
Мне думается, что неважно, женаты вы или нет, устроены в жизни и живете вы с пташкой или нет, некоторые из них просто имеют ваш номер, как бомбы во время войны; и даже если они вам не слишком нравятся, вы все равно не можете ничего поделать — разве что вы согласны провести всю жизнь, споря с судьбой, и, возможно, одержать верх, если будете настойчивы, но я человек не того типа.
Несколько следующих дней я не высовывался. Случилась удивительная вещь. Я стал меньше пить. Необузданная тяга к наркотикам ослабела. Теперь я ощущал лишь смутную потребность, с которой мог бороться. Боялся: если выйду, нервы сдадут. Почитал Мертона в тщетной надежде на духовное насыщение. Ничего не получил.
По правде, он чертовски меня раздражал. Обычно это предшествовало резкому срыву. Когда позвонила Лаура, я сказал:
— Лапочка, у меня грипп.
— Я приду и полечу тебя.
— Нет-нет, я тут напичкан лекарствами.
— Я хочу тебя видеть, Джек.
— Но не такого больного.
— Мне без разницы.
— Господи, сколько раз надо повторять, не надо тебе видеть меня больным.
— Мне все равно.
— А мне нет. Самое большее три дня, и я буду в порядке.
И она раздражала меня. Мне трудно было бы назвать что-то или кого-то, кто бы меня не раздражал. На второй день затворничества раздался звонок в дверь. Открыл и увидел одного из тинкеров. Я как-то видел его вместе с Трубочистом. Я рявкнул:
— Что надо?
— Трубочист велел проверить, все ли с вами в порядке.
— Проверил — и иди.
Я попытался закрыть дверь. Он протянул руку и сказал:
— Меня зовут Мики, могу я на минуту зайти?
— Минуту, не больше. Часы тикают.
Он вошел и огляделся. Я спросил:
— Что ты ищешь?
— Ничего. Здесь у вас мило.
Он говорил размеренно, как будто пробовал каждое слово на вкус. Спросил:
— Стакан воды не дадите?
Я дал ему воды, он выпил и сказал:
— У меня постоянная жажда. Наверное, это из-за ломтиков, которые я ел на завтрак.
— Мики, почему у меня ощущение, что ты что-то затеваешь?
— Я когда-то здесь жил.
— Трубочист говорил, здесь жила семья.
— Нет, только я.
— Почему ты уехал?
— Трубочист выставил меня из-за вас.
Я зажег сигарету, выдохнул дым ему в лицо и сказал:
— А, ты, выходит, обижен.
Он сжал стакан и заметил:
— Я бы не возражал, если бы вы это заслужили.
— Я нашел наиболее вероятного подозреваемого.
— И где же он?
С меня хватило. Я так и сказал:
— Хватит с меня. Что-нибудь еще?
— Нет. Я не могу одолжить у вас какую-нибудь книгу?
— Ты читаешь?
— Вы считаете, что тинкеры не читают?
— Помилосердствуй. Я не в настроении для такой беседы.
Он не шевельнулся и сказал:
— Так как насчет книги?
Я пошел к двери:
— Запишись в библиотеку.
Стоя на ступеньке, он сказал:
— Вы не разрешите мне взять книгу?
— Купи себе сам.
И я захлопнул дверь перед его лицом.
Снова зазвенел звонок. Я распахнул дверь, готовясь к драке. Но это оказался сосед. Я сказал:
— О…
Он выглядел неопрятным даже в свои лучшие дни. Сейчас у него был такой вид, будто его вывернули наизнанку и вытерли об него ноги. В руке он держал бутылку. Сказал:
— Poitin.
— Гм… спасибо… право, не знаю.
— Я купил карточку лотереи и выиграл.
— Много?
— Вот уже неделю пью.
— Так много?
— Вчера я был в человечном пабе.
— Что?
— Ты открываешь дверь, и все поют «Я всего лишь человек».
Я посмотрел бутылку на свет. Жидкость чистая как слеза.
— Настоящее зелье.
Он содрогнулся и сказал:
— Могу поручиться.
— Я думал, полиция запрещает это продавать.
— Я у полицейского и купил.
— Само по себе гарантия.
— Лучше не бывает.
…и стало мне ясно, что то неведение, которое я тщательно прятал, на самом деле является моей самой незыблемой сутью…
Еще один день растительного существования. По радио неизвестно почему передавали интервью с Мохаммедом Али. Я почти не слушал, пока Али не сказал: «Человек, чьи взгляды в пятьдесят остались такими же, как в двадцать, даром потратил тридцать лет своей жизни».
Я тут же выключил этого нытика.
Господи.
Решив, что пришло время возвращаться к преступлениям, хотя бы на бумаге, я начал рыться в книгах Лоуренса Блока. Читал его по диагонали, особенно те места, где его главный герой Мэтт Скаддер пространно рассуждает об излечении от алкоголизма. По очень тонкому льду ходит. Хуже того, в одном месте он пытается объяснить разницу между алкоголиком и наркоманом. Я чувствовал себя между молотом и наковальней, поскольку уже принял таблетку, нюхнул дури и не забываю про бутылку poitin в буфете. Как обычно.