— Нам следует чаще так собираться.
Я же знал, причем знал точнее некуда, что ничего подобного больше не произойдет. Осознание этого притушило свет в моей душе, но не совсем его загасило. Когда мы шли к Хидден Вэлли, Лаура взяла меня под руку. Спросила:
— Тебе диск понравился?
Господи, я напрочь забыл, что она сунула мне в руку пакетик. Я положил его в карман и больше о нем не вспоминал.
Я сказал:
— Я не хотел его открывать, пока мы не останемся вдвоем.
— Ты такой романтичный, Джек.
Да, уж точно. Я предупредил:
— В доме бедлам.
— Это был… он?
— Нет, инопланетяне.
Дом оказался идеально чист. Никаких следов хаоса. Даже книги стояли на полках, хотя мне и показалось, что это все восемьдесят романов, изданных Макбейном. Я сказал:
— Bay!
— Джек, в доме все замечательно.
— Точно.
Я не мог поверить, что Киган потрудился заполнить книжные полки. На меня это произвело чертовски сильное впечатление. Я посмотрю заглавия позже. Радость — такая редкая вещь, надо получать ее маленькими порциями. Я предложил:
— Давай выпьем.
— Давай пойдем в постель.
— Давай сделаем и то и другое.
Мы так и поступили.
Все было славно. Я явно исправлялся. Я никогда не буду страстным любовником, но я старался. Если не хватало мастерства, я компенсировал этот недостаток энергией. Я открыл пакет от «Живаго», лежа в постели, взглянул на диск и воскликнул:
— О господи!
Она встревоженно села:
— Тебе не нравится?
Это был диск «Еще один город» Джонни Дьюхана. Я сказал:
— Я обожаю этот альбом, но он будит столько воспоминаний, а я не знаю, нужно ли мне это сейчас.
Давно, еще в 1982 году, когда я служил в полиции, я встречался с одной девушкой. Господи, я заиграл этот альбом до дыр. Девушка часто говорила:
— Что, у нас опять день Джонни Дьюхана?
И мы снова слушали альбом. Такое вряд ли кто выдержит. Все последующие темные годы я следил за творчеством Джонни. Его песни становились все глубже, я тоже опускался все ниже. Прежде чем бросить меня, девушка сказала:
— Не пойми меня неправильно, Джек, мне нравятся грустные песни, но тебе… они просто необходимы.
Я знал, что она права. Не было случая, чтобы при встрече с духовым оркестром мне не захотелось бы заплакать. Что бы сказал Фрейд? Позже, когда звучал этот альбом, я имею в виду, много позже, через несколько недель, на кухне сидел Трубочист и слушал «Еще один город». Он сказал:
— Впервые я услышал рассказ о моем детстве в песне.
Я отдал ему альбом, что еще я мог сделать? В те жуткие месяцы душевной мглы, когда все закончилось, я пошел и снова купил все, что когда-то пел Джонни. Так, как он, меня пронимал еще только Эммилоу Харрис.
Тогда, с Лаурой, я только тряхнул головой, прогоняя воспоминания, и сказал ей:
— Ты не могла выбрать ничего более удачного.
— Я хотела купить Элвиса. Тебе он нравится?
— Детка, я сужу о людях по тому, нравится им Пресли или нет.
Она одарила меня сияющей улыбкой. Сейчас иногда я жалею, что видел ее счастливой. Тогда разверзается яма, и я скатываюсь туда вниз головой. Она сказала:
— Я тебе стих написала.
Не зная, что сказать, я пробормотал, пытаясь скрыть изумление в голосе:
— Ты пишешь стихи?
Она покачала головой:
— Бог мой, нет, только это одно.
Она полезла в сумку, вытащила розовый листок и торжественно вручила мне. Я развернул его с тяжелым сердцем, давая себе зарок нет, это меня никак не заденет.
Прочитал:
Любовь, от которой больно.
Лаура Нилон, Голуэй, Ирландия.
Уже от этих строк во мне все застыло, а ведь предстояло еще читать само стихотворение. Я сосредоточился:
Я потеряла любовь,
Любовь, пришедшую с Запада.
Я жду ночи,
Ночи, которая наступит.
Я буду лежать на подушке,
Рядом — моя любовь.
Я жажду коснуться
И смотреть на мою любовь.
Рядом с тобой
Я люблю дышать,
Я люблю убивать,
Рядом с любовью моей
Я хочу лежать.
Я мало что понимаю, но тогда я понял, что требуется основательно выпить, и немедленно. Я сказал:
— Замечательно.
— Я не собираюсь больше писать, просто это для…
— Большое спасибо.
Немного погодя она спросила:
— Твоя жена очень умная?
— Она меня бросила, значит — умнее некуда.
Она пропустила это мимо ушей и сказала:
— Кэти рассказывала, что она училась в колледже.
У Кэти язык как помело. Я ответил:
— Правильно.
— Чтобы кем стать?
Господи, мало мне стихов, скоро я совсем отупею.
— Защитить диссертацию по метафизике.
Она закусила нижнюю губу и заметила:
— Я не знаю, что это значит.
Я смягчился и сказал:
— Малышка, в тех местах, где я был, да и там, где я могу оказаться, на этом не заработаешь даже на сухой плевок.
Она задумалась, потом сказала:
— Я это тоже не очень понимаю, но чувствую себя немного лучше.
Мне хотелось спать. Я сказал:
— Отдохни, детка.
— Ладно, но у себя на работе я зарабатываю кучу денег. Я тебе дам.
Господи!
Она ушла рано утром. Со мной случилось то, что принято называть эмоциональным похмельем. В любое время я променял бы его на обычное, алкогольное. По крайней мере, в этом случае вы знаете, что делать. Под дверь был подсунут конверт. Осторожно открыл — пачка крупных купюр. И записка: