Следующие несколько недель я почти никуда не выходил, только к зубному врачу. Сидел дома, почти всегда под кайфом. Дантист сказал:
— Уф…
Ничего хорошего. Он спросил:
— Что случилось?
— В регби играл, попал в заварушку.
Он с сомнением взглянул на меня, но не стал уточнять. Полтора часа я сидел в кресле, а он делал что-то ужасное. Рот был набит разными инструментами. Я вполне мог открыть кружок «сделай сам». Когда он прервался, я попросил:
— Не рассказывайте мне, что вы делали.
— Я удалил почти все осколки…
— Bay, доктор… поверьте мне. Я не хочу ничего знать.
Снова в кресло, новые раскопки. Наконец он снял слепок и сказал:
— Через пару недель можно будет поставить.
— А что-нибудь временное вы пока не могли бы туда приладить?
Он покачал головой:
— Поверьте мне, мистер Тейлор, когда пройдет заморозка, даже ваш собственный язык будет вам мешать.
Когда я собрался уходить, он спросил:
— У вас есть медицинская страховка?
— Нет, и еще у меня нет зубов: ирландец во цвете лет.
— Ну, по крайней мере, вы сохранили чувство юмора. Думаю, оно вам понадобится.
— Спасибо, док. Жаль, что не могу сказать, что получил удовольствие.
— Я бы на вашем месте не слишком увлекался регби.
Когда я расследовал свое последнее дело, мне пришлось столкнуться с полицейским по имени Брендон Флод. Он избил меня до полусмерти, переломал пальцы на левой руке. Это произошло во время нашей первой встречи. Затем он увлекся религией и очень изменился. Практически помог мне разобраться в деле, которое закончилось тем, что я убил своего лучшего друга. Довольно занимательные у нас были отношения. Я сохранил его номер и вечером позвонил.
— Алло?
— Брендон, это Джек Тейлор.
Длинная пауза, затем глубокий вздох:
— Вы вернулись?
— Вернулся.
— Вашего друга так и не нашли.
— Нет, не нашли.
— Что я могу для вас сделать, Джек?
— Раньше ваша информация была на вес золота. Вот я и подумал: не мог бы я воспользоваться вашей помощью сейчас?
— Если это не противоречит воле Господа.
— Все еще веруете, да?
— Да, Джек, и Господь тоже в вас верит.
— Рад слышать.
Я рассказал ему про убийства тинкеров. Он спросил:
— Полиция не хочет этим заниматься, верно?
— Именно поэтому я вам и звоню. Сможете помочь?
— Оставьте номер вашего телефона. Я попробую порасспросить кой-кого.
— Великолепно, но постарайтесь не подставляться.
— Мне Господь поможет.
Клик.
Я пил виски «Робин Редбрест». Господи, вот уж воистину воспоминание о пятидесятых. Мой отец выпивал рюмку под рождественский пирог. Видит Бог, поскольку его пекла моя мамаша, вы нуждались в любой возможной поддержке. Он был хорошим человеком. Мать и тогда была стервой, такой и осталась. Я слыхом не слыхивал о ней ничего вот уже больше года. Может, она умерла. Она обожала мое единственное достижение — то, что я оказался неудачником. Имея такого сына, она могла демонстрировать свое терпение. Эта женщина была рождена, чтобы стать мученицей, но исключительно при наличии зрителей. Платите и смотрите.
Мое увольнение из полиции, мое пьянство, моя неудавшаяся жизнь — большего ей нельзя было желать. Черт, чего это я завелся? Я взял телефон и позвонил Кики. Номер я знал наизусть.
— Это Джек.
— Джек, как твои дела? Почему ты не звонишь? Когда я могу приехать?
— Слушай, сбавь обороты. Я в порядке… Скучаю.
— Так я могу приехать?
— Разумеется, но подожди пару недель.
— Почему, Джек?
— Из косметических соображений.
— Не понимаю.
— Слушай, у меня хорошие новости. Есть дом и работа.
— Но, Джек, ты же знаешь, мне необходимо собственное пространство.
Мне хотелось крикнуть: «Если тебе нужно собственное пространство, какого хрена тащиться в Ирландию?»
Но я сдержался, лишь сказал:
— Побудешь здесь несколько дней, пока не акклиматизируешься.
— В Ирландии настолько все по-другому?
— Уж поверь мне, я после пятидесяти лет все еще привыкаю.
— Так я могу приехать через две недели?
— Наверняка.
— И… Джек, ты меня любишь?
— Конечно.
— Я тоже тебя люблю.
Я положил трубку и задумался о разговоре. Нет, я ее не любил. Соврал, а виновато виски.
В то утро, когда я получил новые зубы, я был счастливым частным детективом. Помните «Дайер стрейтс»? Все у них шло хорошо, они играли разную музыку. Что своего рода подвиг. Потом леди Ди объявила, что они — ее самая любимая группа, и все. Sayonara, ребятки. Теперь они сравнялись с «Дюран-Дюран», и возврата уже нет. «Легкие деньги» звучало именно так, как и должно было — самоуверенно. Как многие рок-звезды, Марк Нофлер отдал дань скромности в «Парни с Нотинг-Хилл». Да, мы простые парни. Группа спустила себя в обыкновенный унитаз. Я думал об этом, чтобы отвлечься, пока зубной врач надевал мне новые коронки. Он сказал:
— Надо будет немного к ним привыкнуть.
— Как к новой Ирландии.
Он улыбнулся и назвал цену. Я продолжил:
— Бог ты мой, а не могу я взять их в аренду, как вы думаете?
Он не оценил шутку.
Пока я шел по Шоп-стрит, я все время улыбался, чтобы показать зубы. Шон, бывший когда-то владельцем паба, все еще занимал добрую половину моего сердца. Он тоже был убит. Из-за меня. При этой мысли я перестал лыбиться. Когда я добрался до Хидден Вэлли, меня на кухне ждал Трубочист. Я сказал:
— Пожалуйста, не стесняйтесь, заходите в любое время, совсем не обязательно предупреждать о приходе по телефону.